Характеристики мужчин, совершающих насилие в семье

Мотивация и рационализация каждого нарушителя, прибегающего к насилию в семье, представляют собой сложную взаимосвязь между властью и полом на индивидуальном, семейном, социальном, институциональном и культурном уровнях. Однако у нарушителей, посещающих проект «Вмешательства в случаях насилия в семье», обнаружено несколько общих характеристик (минимизация последствий совершенного насилия, отрицание ответственности и чувство правомочности насилия), которые являются основными в их жестоком поведении. Они представлены как на социальном и институциональном, так и на индивидуальном уровне нарушителя.

Минимизация

Нарушитель преуменьшает или не может согласиться (отстраняется и игнорирует) с проявлениями своего неприемлемого поведения, минимизируя степень его тяжести, частоту, серьезность, влияние и последствия. Минимизация принимает следующие формы.

Полное отрицание

Нарушитель полностью отрицает вину, говоря, что ничего не произошло.

Исключение и включение (Hearn, 1995)

Нарушитель исключает из описания своего поведения:

а) некоторые действия, так как они не включены в его внутреннее определение насилия и недопустимого поведения; чаще всего это толкание, прижимание, блокирование и бросание вещами;

б) недопустимое сексуальное поведение или жестокость, которые нарушители часто воспринимают как отличающиеся от насилия в семье;

в) жестокое поведение по отношению к детям;

г) недопустимое поведение (без применения физического насилия), которое он вообще не хочет рассматривать.

Нарушитель включает (признает) только жестокое обращение, которое стало достоянием общественности, нередко через органы правосудия.

Забывание, «помутнение сознания» и незнание

Нарушитель начинает свой рассказ о совершенном насилии такими фразами: «Все это случилось довольно быстро»; «Я точно не помню» или «Я не знаю, из-за чего мы ссорились». Эта нечеткость высказываний чаще всего является попыткой отгородиться от совершенного насилия и «затемнить» его значение как для себя, так и для других.

«Разве это я»

В этом случае нарушитель представляет себе, что действия того, кто проявляет насилие в семье, более опасны для жизни, нежели те, которые совершает он. Эта форма отрицания предполагает, что, по его мнению, другие люди ведут себя недопустимо (и потому нуждаются в профессиональной помощи), а не он сам. Это отражается в таких фразах: «Я не жестокий человек»; «Я не принадлежу к тем, кто избивает своих жен»; «Все иногда выходят из себя – я ведь ни избиваю ее каждую неделю». Некоторые вариации этой формы дистанциирования проявляются вскоре после того, как мужчина разрывает личные отношения, или после посещения программы для нарушителей. Такие мужчины нередко говорят так: «Когда-то я был жестоким» или «До того как я пришел в проект «Вмешательства в случаях насилия в семье», я был жестоким, но теперь…».

Нормализация (Trew, 1979)

Нарушитель представляет свою жестокость так, как будто бы она не имеет никакого значения, используя фразы наподобие «это было всего лишь» и сокращая описание жестоких действий до слов «у нас была ссора».

Отрицание и минимизация влияния своего поведения на других (Dutton, 1995)

Зачастую нарушитель овеществляет свою партнершу, отрицая ее человеческую сущность. Нет сомнения в том, что это основной процесс в семейном насилии. Он считает свою партнершу уродливой или злой и думает о ней в унизительных категориях (характеризующих пол), таких как с--а, п--да, проститутка. Это часть процесса, который позволяет ему совершать насилие, испытывая все меньшее сочувствие к своей партнерше. У многих нарушителей подобное овеществление постоянно искажает оценку своих партнерш.

Партнер также теряет чувство сопереживания с партнершей, когда его ожидания относительно услуг (физической и эмоциональной зависимости) и его нарциссизм мешают ему видеть, что она имеет собственные переживания и потребности, отличающиеся от таковых у него. Например, он не может понять, что она вызвала полицию ради собственной безопасности, а не для того, чтобы наказать его. Мужчины на ранних стадиях проекта в большинстве случаев затрудняются ответить, какие качества его теперешней (или бывшей партнерши) не связаны с ее отношением к нарушителю. Им трудно представить ее вне отношений с ними, вне ее отношения к дому; поэтому чаще всего звучат ответы: «Она помогает мне», «Она ладит со мной», «Она поддерживает дом в чистоте», «Она хорошая мать» и т. п..

Отрицание влияния на детей

Даже если нарушитель на протяжении многих лет систематически проявлял насилие по отношению к матери своих детей, он все же может утверждать, что он хороший отец, не замечая сокрытого в этом утверждении лицемерия.

В 90% случаев насилия в семье дети находятся в той же комнате или в соседней (Hughes, 1992). Более того, мы знаем, что в семьях, подверженных проявлениям насилия, существует повышенная вероятность насилия над детьми (и наоборот) (Morley & Mullender, 1994b).

Из-за табу и последствий разглашения сведений о непосредственном физическом и сексуальном насилии над детьми, нарушители редко говорят об этом. Это означает, что такая сфера должна обсуждаться даже в том случае, если подобные факты и не всплыли на поверхность.

Отрицание ответственности

Нарушитель отрицает возможность контроля над своими действиями, помещая контроль где-то за пределами себя. Далее приведены наиболее типичные способы подобного отрицания.

Обвинение партнера

В качестве причины (или провокации) насилия чаще всего приводятся действия или бездействие партнерши. В различных вариациях это можно услышать от нарушителей, когда они рассказывают о своем жестоком поведении: «Она довела меня до края»; «Она выводит меня»; «Она знает, какой я»; «Если бы она не сделала х, я не сделал бы у»; «Она все продолжала (ныть)».

Иногда свою жестокость нарушитель может представлять как последний способ защититься от вербального или физического нападения партнерши; но на самом деле это был либо ответный удар (наказание, а не самозащита), либо желание прекратить критические замечания, высказываемые партнершей в его адрес.

Нарушитель единственной причиной своего жестокого поведения может считать женщину; он абсолютно не чувствует ни вины, ни сожаления. До тех пор пока нарушитель будет возлагать ответственность за свое поведение на партнершу, его мотивация работать для достижения изменений в себе будет оставаться низкой. Зачастую его обвинения обусловлены тем, что он, по его мнению, обладает неограниченными правами, что его гнев вызван ее отказом удовлетворить его потребности. Он будет стараться говорить о ее поведении и своих чувствах. Любое правильно проведенное вмешательство должно сместить фокус внимания на его поведение и ее чувства.

Злоупотребление психоактивными веществами

Чаще всего можно слышать: «Со мной все в порядке до тех пор, пока я не выпью». Не возникает сомнений в том, что психоактивные вещества и алкоголь могут изменять поведение и восприятие людей, иначе не было бы смысла их употреблять. Однако связь этих веществ с насилием в семье далека от упрощенно-каузальной (McKenry et al., 1995).

Алкоголь, ослабляя процессы торможения, может быть фактором, усугубляющим тяжесть нападения; при этом возрастает вероятность применения нарушителем большей силы, чем в трезвом состоянии (например, пощечина может стать ударом). Алкоголь также может предшествовать применению жестокого поведения или стать его частью. Переживание чувства враждебности и гнева может заставить нарушителя выпить, т. е. это может стать начальным этапом подготовки к нападению. Алкоголь является вполне доступным средством оправдания и отрицания ответственности; одновременно он растормаживает поведение. Ритуал распития спиртных напитков перед совершением жестоких действий отчетливо прослеживается в актах насилия, сопровождающих футбольные игры. В случаях совершения насилия в семье алкоголь и наркотики сами по себе не являются причиной агрессии нарушителей. У лиц, злоупотребляющих психоактивными веществами и совершающих насилие в семье, наблюдаются два расстройства одновременно, поэтому и лечить их следует в тандеме.

Стресс

Нарушитель обычно начинает рассказ о нападении на свою партнершу словами «Ну, у меня тогда был такой тяжелый день на работе» или «У нас были проблемы с деньгами». Подобное декорирование жизни нарушителя стрессом представляет собой попытку сделать его действия понятными, обусловленными внешними обстоятельствами. Мужчина представляется в виде герметического сосуда, который взрывается, когда давление достигает определенного уровня: это как упрощенная, так и неверная картина. Следует ответить на вопрос, что именно в структуре отношений этого мужчины с партнершей позволяет ему проявлять жестокое поведение по отношению к ней в те моменты, когда он сам оказывается под давлением. Если присмотреться поближе, «причина» стресса/давления сводится к тому, что он воспринимает партнершу либо как причину насилия (обвинение партнерши), либо как человека, который должен доставлять ему удовольствие («он наделен правами»).

Временное или длительное психическое расстройство

Временное расстройство. Оно может проявляться в такой фразе нарушителя: «Меня можно очень быстро вывести из себя», а также в ее различных вариациях (например, «Планка упала», «Я как будто увидел красный цвет», «Утратил контроль» и т. д.). Нарушитель представляет свое насилие как необычайный всплеск адреналина и эмоций – это широко распространенный взгляд на жестокость, который зачастую смешивается с концепцией провокации (обвинение партнерши). В этой форме отрицания ответственности жестокое или непристойное поведение рассматривается как «моментальное умопомешательство»: вышел из себя и потерял контроль. Однако результаты исследования действий почти всех нарушителей доказывают обратное: жестокость была вполне контролируемой, с четким выбором места, субъекта и обстоятельств совершения поступка.

Лица, совершающие насилие в семье, с удовольствием объясняют свое поведение временным помешательством. Соглано концепции мужественности, более приемлемо быть с характером («Я с разным дерьмом мириться не буду»), чем иметь проблемы, проявляя уважительное отношение к женщине. Теории по управлению гневом и контролю над импульсами приветствуют подобные объяснения и таким образом являются неадекватными в применении к лицам, совершающим насилие в семье.

Длительное расстройство. В данном случае нарушитель представляет корни своего насилия в своем детском опыте жертвы жестокости, а не в конструкции его теперешних отношений с партнершей. Это правда, что насилию в семье учатся, и что одной из наиболее сильных своего рода тренировочных площадок была семья, в которой мужчина рос. Многие из мужчин, посещающих программу, были жертвами или свидетелями насилия в семье. Но в таком же положении находятся и многие сотрудники бригады, работающие в проекте, а также женщины – клиенты проекта. Можно с уверенностью сказать, что опыт жертвы жестокости разрушителен, и чем чаще и сильнее проявлялась жестокость, тем выше вероятность психических расстройств в будущем. Однако не установлена связь между переживанием жестокости (включая наблюдение жестокости в отношениях родителей) в детстве и проявлением жестокости к партнерше, становясь взрослым. Теории о циклах жестокости применительно к насилию в семье можно считать упрощенными и вряд ли полезными в организации программ для нарушителей.

У некоторых мужчин, совершающих насилие в семье, в детстве был опыт переживания чрезмерной жестокости, которая часто повторялась и наносила серьезный ущерб их самооценке и способности создавать близкие отношения в дальнейшей жизни. Нередко эти мужчины в течение длительного времени имели проблемы, связанные со злоупотреблением психоактивными веществами. Кроме того, в прошлом они совершали уголовно наказуемые поступки, проявляли жестокость как в отношениях с партнершей, так и с другими лицами (Saunders, 1993). Они склонны минимизировать последствия своих действий, не способны проявлять сочувствие и сожаление; для адекватной помощи им необходим очень высокий уровень контроля над риском. К счастью, подобные случаи наблюдаются лишь у незначительного количества мужчин, совершающих насилие в семье.

Подавляющее большинство нарушителей не входят в описанную выше подгруппу, однако они часто воспринимают себя как жертв и считают свое жестокое поведение ответной реакцией на свои «гонения» в прошлом. Их желание рассмотреть свой опыт, когда их «испортили» и поступили с ними несправедливо, является механизмом, который не позволяет осознать собственное жестокое поведение, тем самым они возлагают вину за него на других.

Если нарушитель пережил насилие, полезно проанализировать, как оно отразилось на нем, чтобы впоследствии провести параллель с опытом тех, к кому проявляет жестокость он. Не следует обсуждать в деталях его опыт переживания жестокости, иначе существует опасность втянуться в его игру и подкрепить его представление о себе как о жертве. Когда нарушитель на некоторое время (один год) прекращает применять физическое насилие и значительно реже прибегает к другим способам неприемлемого поведения, лишь тогда стоит рассмотреть опыт переживания им жестокости и его влияние на поведение клиента в личных взаимоотношениях.

Отрицание ответственности за последствия своего поведения

В данном случае нарушитель обвиняет других, когда узнает о последствиях своего поведения. Это является разновидностью обвинения партнерши, которое распространяется на тех, кто осмеливается поставить под сомнение его поведение, включая полицию, суды, социальные службы и нередко родственников его партнерши (за то, что они всегда восстают против него, либо за то, что он им никогда не нравился).

Ощущение правомочности (мужественность)

Насилие и другие формы агрессивного поведения используются для того, чтобы все держать под контролем. Мужчины, совершающие насилие в семье, стремятся поддерживать у себя чувство, что они имеют неограниченные права:

• наказывая женщину за что-то, что она сделала неправильно («преподать ей урок»);
• принуждая ее делать то, что она не хочет (например, «заткнись»);
• удерживая ее от поступка, который она хочет совершить (например, разорвать взаимоотношения).

Устанавливаются и дополнительные правила во взаимоотношениях (например, он может пить, тратить деньги, приходить и уходить когда пожелает, отвергая любую критику). Нарушитель может также заставить свою партнершу оказывать ему различные услуги (например, секс, домашняя работа, эмоциональная забота), а также ограничивать ее передвижение и автономность. Подобные установки имеют глубокие корни в концепциях пола и идентичности и ассоциируются с тем, что означает быть мужчиной, в частности мужчиной в отношениях с женщиной.

Хотя нарушитель и знает, что его жестокость неоправданна, именно ощущение наличия прав и представления, приобретенные вместе с гендерной идентичностью, позволяют ему считать свое поведение «оправданным», поскольку партнерша «не оправдала» его ожидания. Впоследствии нарушитель выдвигает все больше обвинений в адрес партнерши.

Однако существует вероятность того, что мы начнем рассматривать мужчин, совершающих насилие в семье, как карикатурных «сексистов». Каждый нарушитель, с которым я работал, имел уникальный набор требований к своей партнерше, ожидая от нее конкретных действий. Многие нарушители имеют хорошие социальные навыки и стремятся предстать своего рода благодетелями, которые желают лишь самого наилучшего (по их мнению) себе и своим партнершам. При этом все нарушители проявляют жестокость с целью доказать «правильность» своей позиции.

psyobsor.org