Насильники – не умные люди

– В чем, на ваш взгляд, особенности тех людей, которые совершают различные виды насилия над другими людьми? Слово «насильник» – производное от слова «сила», являются ли эти люди сильными?

– Они могут быть сильными физически, но, как правило, они ущербны психологически. Потому что для воздействия они выбирают себе слабых. Kогда мужчина отбирает сумочку у женщины, то, хоть он и насильник, и слово «сила» присутствует в определении его поведения, и он сильнее ее физически, но по всем существующим нормам ему должно быть стыдно.

– Все нормальные люди ставят себя на место другого человека. И им бывает жалко не только сделать человеку что-то плохое, но даже сказать. Что такое с психикой у насильников, что они не боятся причинять людям зачастую большое горе?

– Я работаю в Госдуме в комиссии по переработке законодательства по защите животных, участвую в конференциях, брифингах по защите животных. Там участвуют и психиатры, которые говорят, что патологическая жестокость начинает проявляться уже с детства, когда ребенок привыкает мучить животных – котят, щенят, птиц. Он пытается самоутвердиться за счет слабого, того, кто не может дать сдачи. От насилия по отношению к животному до насилия по отношению к человеку дистанция небольшая...

Зачастую насильник хочет насладиться именно тем, что подавляет волю и свободу другого человека, ему нужно видеть страх в глазах. Если видит, что его не боятся, то интерес пропадает. Например, насильник угрожает женщине: «Я тебя сейчас изнасилую». А она ему отвечает: «Давай, нормально, я как раз хотела, я без мужика уже три месяца». На языке НЛП (нейро-лингвистического программирования) это называется разрыв шаблона – он не ожидает такой реакции, и его это шокирует. Не получив удовлетворения от унижения жертвы, насильник вполне может оставить ее, обругав напоследок матом.

– Может быть, их жестокость связана с тем, что их самих в детстве мучили, или наоборот, слишком нянчились, и вседозволенность была какая-то?

– В моей практике были и такие, и такие. Были те, которым все разрешалось, были и такие, у кого насилие в семье сформировало такое представление – кто бьет, тот сильнее, и нужно становится тем, кто бьет. Брали за образец своих отчимов, отцов, братьев старших.

– Как у насильников обстоят дела с интеллектом?

– Насильники довольно часто бывают хитрыми людьми, но редко – умными. Если бы насильники были интеллектуально развитыми, то могли бы использовать какой-то другой преступный промысел для достижения своих целей (получения денег, удовольствий, власти). Насилие само по себе – это не лучший способ. Например, для добывания денег более эффективны другие способы – кражи, мошенничество.

Определенные люди совершают насилие, потому что у них есть в этом потребность. То ли это садистские наклонности, то ли обида с детства на весь мир или на часть мира, на женщин, например, на каких-то пай-мальчиков, которым хорошо живется. Растет такой хулиган в неполной семье, или в семье полной, но у него отец – пьяница, а мать – бедная, запуганная. И он завидует тому, у кого нормальные родители, кого подвозят на машине, кто одет хорошо, у кого мобильник получше и так далее. У человека рождается озлобленность на мир, на таких вот «мажоров», и он пытается им организовать своеобразную месть. Он получает удовольствие, когда бьет «мажора». Бить такого же бедного, как он сам, не станет, а будет бить благополучного.

А вообще подросткам свойственна жестокость и самоутверждение за счет окружения, тем самым они повышают свой статус. И если человек не вышел из своего подросткового возраста, будучи уже двадцатилетним или двадцатипятилетним, он живет этими школьными, дворовыми понятиями. Это тоже определенное торможение в развитии.

– Насколько насильники выглядят довольными собой или они больше похожи на несчастных людей?

– Мне не приходилось видеть их довольными. Возможно, оттого, что в те моменты, когда я с ними общался в милиции, у них не было для этого поводов. Я часто видел, как те, кто геройствовали и готовы были порвать всех «как тузик грелку», рыдали, плакали и просили: «Дяденька, отпустите». Причем это касалось не подростков четырнадцати-пятнадцати лет, а двадцатилетних парней. Сидит, слезами обливается, кулаком по щекам слезы размазывает.

О чем это говорит? О том, что он психологически слаб. От первого же столкновения с действительностью – поймали, привели в милицию, – у него истерика.

Есть такие, кто относится философски: ну поймают и поймают. Есть даже определенная маленькая категория тех, которые хотят попасть на зону. Причем не просто попасть на зону, a, например, совершив грабеж, чтобы у них была такая серьезная статья и потом, вернувшись с зоны, они могли говорить об этом в кругу своих. Типа, «Я жизнь познал, я зону топтал». Это, я думаю, неправильное воспитание.

– Наверно, это все-таки не умные люди?

– Конечно, это не умные люди. Они не понимают, что их ждет там.

Я однажды специально оставил отсидевшего много лет наедине с молодым – вот, поговорите. Просто интересно было. Молодой хорохорился, говорил: «Да, на зону, да, пожалуйста». А «старожил», который проходил по мелкому делу и на зоне просидел уже полтора десятка лет, говорил: «Пацан, ты не прав. Ничего там хорошего нет, на зоне. Если у тебя есть возможность здесь самоутверждаться, на свободе, делай это здесь».

На нарах совсем другой мир, другая психология. Прибывая туда, парень думает, что станет авторитетом, а становится элементарной шестеркой. Его ждет разочарование.

– Там психика у многих еще больше разрушается.

– Абсолютно верно, но он этого не знает. У него ореол романтики – вот у него наколка будет классная, он рассказывать будет. Вон какой-то пришел с зоны, травит байки свои. У молодежи возникает ореол тюремной романтики. Выпил, украл, в тюрьму – романтика!

– Вот подросток самоутверждается в своей компании за счет насилия,  может, кажется себе крутым. Что происходит с возрастом? Человек неизбежно встречается с разными ситуациями, с другими насильниками, с милицией, с чем-то еще. Что с ним происходит, какая эволюция психологии насильника наблюдается?

– Если ему удается то, что он делает, и он уходит безнаказанным, то эта безнаказанность рождает вседозволенность, и он убеждается в том, что так и надо делать. И он так и делает, только совершенствуется, становится более хитрым.

Если человек очень быстро попадается, то важно, как с ним работают. Сейчас наблюдается тенденция гуманизации законодательства. Пытаются кучу статей перевести в более легкие, сократить сроки, некоторые статьи вообще вывести из уголовного кодекса. В этом есть большой плюс – человеку оступившемуся дается возможность исправиться. Пусть у него даже сформировалось преступное мировоззрение, нужно, чтобы его проняло. Нужно, чтобы с ним поработали психологи, чтобы он увидел, что правоохранительная структура не зациклена на наказании, а пошла ему навстречу. Вся – от милиции, которая его не била во время расследования уголовного дела, до суда, который вместо лишения свободы дал условный срок, чтобы он мог исправиться.

Если бы с насильниками работали психологи, для многих, я думаю, произошло бы переосмысление, они бы перестали идеализировать романтику преступности и встали бы на нормальный путь. Но у нас психологи работают только с теми, кого родители приведут. А у милиции нет профессиональных кадров, есть только психологи, которые работают с личным составом, и тex очень мало.

Сама специфика деятельности правоохранительных органов не предполагает, что с преступниками будут вести какие-то беседы психологического характера, поэтому человек попадает в жернова этой машины. Он за дело попал, это понятно, но если он попадает в места лишения свободы, то, как правило, его психика только страдает, и оттуда он уходит озлобленным. Он скорее совершит повторное преступление, чем тот, который не окажется в тюрьме, с которым поработают. Вот направление, на которое, я думаю, государство должно было бы обратить внимание.

– Давайте сравним этот «взгляд из зазеркалья», свойственный насильнику, с реальностью. Как, в отличие от насильника, самоутверждается полноценный человек?

– Полноценный человек добивается успехов в общепризнанных видах деятельности. Повышает квалификацию в своей работе, достигает каких-то результатов в спорте. Совершенствует различные навыки – от плетения бисера до акробатических трюков. То есть совершенствуется или через достижение положения в обществе, или через внутреннее совершенствование своей личности. Есть люди, ориентированные на карьеру – кто-то хочет стать президентом, кто-то министром. Кто-то делает деньги, он думает, что это самое главное в жизни, особенно если ему их в детстве не хватало. В общем, каждый добивается успеха в том, что считает значимым для себя. И все эти возможности подлинного самоутверждения нисколько не предполагают причинения вреда другим людям. Потому что когда мы раним других, мы при этом раним самих себя.

– Но ведь любой человек, даже со слабым интеллектом, в какой-то области может достичь успеха. Что этим насильникaм помешало пойти таким путем, более здоровым?

– Я думаю, воспитание и окружение, в котором они оказались. Часто люди вспоминают своих первых учителей и рассказывают, как те отреагировали, когда они оступились. Уважаемые люди – министры, генералы или известные писатели, – рассказывают, как они совершили какое-то преступление по малолетству, но их учитель вник в это дело, помог. Они очень благодарны учителю, что не скатились, а впоследствии добились успеха.

Особенности личности насильника, прежде всего, обусловлены воспитанием в семье и в школе, и окружением в том коллективе, где он учился. Если папа бил маму, то у ребенка закладывается, что так и надо. Он женится, и будет бить свою жену. Если мама гуляла на стороне, к примеру, то дочка тоже так будет – значит это нормально. Иногда срабатывает решение от обратного – «я таким никогда не буду». Но в подавляющем большинстве случаев копируется поведение родителей.

– Ну и наверно неполные семьи, которых в наше время очень много.

– В неполных семьях у ребенка возникает обида – я хожу с ними в школу, сижу за одной партой, гуляю, но вот у них есть, а у меня нет. Он еще не достиг того уровня, когда человек рассуждает о судьбе, обстоятельствах. Ему этого пока не понять. Он приходит домой, просит маму: «Мама, купи мне конфет». Мама говорит: «У меня денег нет». А вот у Паши или Маши есть конфеты. У них папа с мамой, оба зарабатывают. И ребенок видит несправедливость, и пытается по-своему восстановить справедливость. Он идет к Паше или Маше и отбирает у них конфету. У него срабатывает логика – я отобрал конфету, но у него же есть и мама, и папа, они купят им еще конфет, а у меня-то мама не купит никак, у меня же папы нет.

Потом он с конфет переходит на плееры, мобильники, деньги… А это же все закрепляется, если некому его остановить.

Вот он принес эту конфету домой. Мама спрашивает: «Откуда у тебя конфета?» Он отвечает, что отобрал. Она говорит ему: «Смотри, доиграешься». Это один подход. А если она требует вернуть конфету, извиниться перед тем, кого обидел, и перед ней за свой поступок, или говорит, что вместо необходимых им продуктов, например гречки, масла, она купит килограмм конфет и отнесет их тем детям с извинениями, но из-за этого ребенок не получит чего-то другого, вот это для него будет наглядным уроком. Но многие ли мамы так поступят?

Я могу рассказать про свою маму. Мне, как и многим из нас, хотелось иметь карманные деньги. Я был в пятом классе, и мне давали деньги на мороженое и школьные завтраки по пятнадцать копеек каждое утро. Мы должны были сдавать деньги на завтраки, но я этого не делал, собирал их и не завтракал, но маме говорил, что сдал. Накопил пять рублей. По советским временам это была большая сумма для пацана. Но как мне легализовать эти деньги, чтобы купить себе что-нибудь? Я решил схитрить. Довольный забегаю домой. Мама спрашивает: «Что такое?» Я говорю: «Мама, я пять рублей нашел!». И бумажку показываю, разменял, чтобы одна бумажка была. Она спрашивает: «А где нашел?». А у нас рядом был Воронцовский парк, и там под деревьями мужики в карты играли. «Ну, вот там, на ящике мужики, видно, играли, и под ящиком я нашел».

Казалось, что я все классно придумал. И тут мама говорит: «Дай-ка пять рублей сюда». Я без задней мысли дал. Она идет, я за ней, она подходит к унитазу, рвет эти пять рублей мелко, в унитаз бросает, спускает. И говорит мне: «Нам не нужно таких денег, и никогда больше не подбирай деньги». У меня слезы, обида. Я-то знаю, как я эти деньги заработал. Я рассказал ей об этом только, когда уже стал взрослым, курсантом. Она говорит: «Hу, и не надо было врать. Надо было честно мне признаться, что ты их сэкономил». Мама преподнесла мне урок. Она говорит, что у нее на тот момент денег было очень мало, и тогда ей эти пять рублей были очень нужны. Но этот урок я усвоил и запомнил.

Когда рядом находятся люди, которые поступают педагогично и этим показывают маленьким человечкам, что нехорошо так поступать, то это запоминается. Ребенок восприимчив как к плохому, так и к хорошему. И это у него также откладывается в голове. А если у него злобные родители, которые поощряют его кражи у Паши или Маши и подсказывают, как уйти от ответственности? На мой взгляд, очень важно воспитание в том, нежном возрасте…

© Vetkaivi.ru

Об авторе: Маков Михаил Анатольевич