Дедовщина в армии: мужчина должен быть готов рискнуть своим здоровьем

— Как вы думаете, в чем причина «дедовщины» в российской армии? Почему армия стала таким опасным местом?

— Прежде, чем говорить о причинах, нужно договориться о терминах, о том, что мы называем дедовщиной. На официальном языке это называется «неуставные взаимоотношения». Система «неуставных взаимоотношений», отношений вне должностных обязанностей, существовала везде, всегда, в любой организации, не только в армии.

В то время, когда мне довелось проходить срочную службу, наша часть делилась на подразделения, отличавшиеся друг от друга. У каждого из них была общая канва неуставных традиций, но в каждом подразделении они носили разный характер. Часть — это отдельный мирок, который живет своими представлениями; и солдаты вносят свое в эту систему, и администрация.

Мне довелось служить под началом старшего прапорщика Владимира Львовича    Ящука. Он был великолепным командиром, который знал, понимал эту систему, мог нетравматично для коллектива успешно руководить своим подразделением. Старшие по сроку службы выполняли более высококвалифицированную работу, младшие выполняли низкоквалифицированную работу и были на подхвате у старших. Старшие, старослужащие, не являясь сержантами, не обладая должностями, выполняли высококвалифицированную работу и следили за дисциплиной младших. Эта система очень гибко работала, унижения в нашем подразделении были минимальны. Если солдат действовал в рамках Устава, в рамках человеческой морали, не позволял себе лишнего — ему не попадало от старослужащих. Проблемы возникали, только если задевалась личная гордость: почему одному можно ходить с расстегнутым крючком, другому — нет; почему у одного ремень туго затянут, у другого — нет; почему один чаще ходит в наряды и выполняет какие-то работы по хозяйству, а другой — нет. Не более того.

А рядом — через взлетную полосу — в казарме было другое подразделение, где человека слабого клевали такие же слабые люди, потому что они были вместе и заодно, а он был чужаком. Там были ночные оргии, страшные, зверские унижения.

То неблагополучное подразделение — это был хозвзвод, куда собирались ребята нестроевые. Наше подразделение было строевым, рабочим, мы обеспечивали связь. У нас была техника, мы должны были быть всегда в боевой готовности. Наш командир, как мы в то время мы шутили, «набирал» не больше восьми рабочих часов. Он сам мало присутствовал, но подразделение работало. Наш командир смог выстроить систему неуставных взаимоотношений, необходимую для работы. Подразделение действовало при этом совершенно автономно. Наш командир как человек, прошедший Афганистан и Чехословакию, был очень уважаем в полку.

— Можно ли сказать, что есть хорошие неуставные взаимоотношения, а есть плохие?

— Можно. Бывает нормальная система отношений, бывает «терроризм», который может возникать и на улице, и в школе, и в армии, и в тюрьме. В двух последних случаях терроризм принимает более грубые изощренные формы, так как у человека нет возможности удалиться.

— Получается, в вашей части не было дедовщины?

— Да, дедовщины не было, но иногда приходили в часть ребята, которые не могли вписаться в коллектив. Причина была, наверное, в их духовной слабости. Здесь действует принцип курятника: как только появилась первая кровь, все уже дуреют. В большинстве случаев традиция пресекала жестокость, любые издевательства. Такие случаи были, это не нравилось ни командованию, ни самим солдатам, которые терпели от этого.

Наверное, любой мужской коллектив предполагает тычки, шлепки, мелкие инциденты. Но у нас точно не было издевательств.

Очень многое вообще зависит от людей, которые приходили. Однажды сложилась очень неприятная ситуация, когда человек, которого в нашем подразделении мы берегли и не обижали, уже будучи солдатом третьего периода (полугодия) службы, позволил себе избиение человека, который был на полгода его младше. Все были очень удивлены и обескуражены, о чем ему прямо и сказали.

— Принято считать, что «деды» мстят за свое унижение, которое было у них в первый год?

— Все зависит от личности. Логика такая: «Мне было тяжело, я прошел», «Я бегал десять кругов, мне было тяжело, я падал во время кросса, поэтому и ты должен падать во время кросса». Это присутствует, и меня всегда это удивляло. Если ты знаешь, как тяжело что-то делать, пожалей! Зачем мы будем здесь друг друга «гнобить»?

Но месть за издевательства в первый год — это не основная причина дедовщины. Чаще в армии, если кто-то оказывается слабее, то над ним издеваются. Одна «необустроенная» личность издевается над другой...

— Что же является причиной этих плохих неуставных отношений?

— Люди: как солдаты, так и офицеры. Человеческое несовершенство. Оно вытекает из несовершенства системы. Вчера один мой знакомый офицер сказал: «Армия кончилась тогда, когда солдату в военный билет стали вкладывать бумажку с телефоном военной прокуратуры». Появилась возможность жаловаться. Другой мой хороший товарищ служащий офицер, изливая душу свою, сказал, что старослужащий для того, чтобы заработать себе на увольнение, специально провоцирует офицера на грубость, на побои, чтобы потом шантажировать его, получить с него денег. Так ведут сейчас себя солдаты по отношению к офицерам. Офицер уже не может быть «хорошим» в подобной ситуации.

— Какую цель для себя надо ставить молодому человеку, начинающему служить в армии? Ведь в любой ситуации человек может преследовать разные цели. Можно ставить себе разные цели своей службы в армии: сохранение жизни и здоровья, сохранение чести или намерение пройти выпадающие тебе испытания. Сейчас многие дети растут без отцов, при правильном духовном развитии они все же должны заинтересоваться вопросом, как стать «настоящими мужами». Рецептов, как стать настоящим мужчиной, не так уж много: спорт в какой-то мере, армия. Поэтому ребенок может хотеть пойти в армию, чтобы пройти испытание, повзрослеть. Какие же цели в плане возможного насилия себе ставить, если ты готовишься пойти в армию?

— Я думаю, что у человека должна быть активная позиция желания преодоления испытаний, воспитания собственной души в тех обстоятельствах, которые складываются вокруг него, которые Господь ему посылает. Это и может быть его целью.

В армии бывают случаи, когда гипертрофированное чувство достоинства солдата приводит к конфликту. Случай из моей практики: только что прибывший молодой боец, был настроен товарищами таким образом, что на просьбу сходить в магазин что-то принести отказался это сделать. Ответной реакцией было абсолютное непонимание ситуации старослужащими. Просьба эта не была унизительной. Конфликт возник на ровном месте. Этот конфликт был не нужен ни ему, ни нам. Возникла очень нервная ситуация, когда мы думали, как это кончится? То ли он останется в части, то ли нам его не ждать. Вернется он из этого злосчастного магазина или нет?

В целом нужно понимать, что если оскорбление воспринять как прохождения испытания, то честь и достоинство сохранятся сами по себе. Нужно всегда оставаться человеком. Для христианина возможностей в этом смысле больше, у него есть свои точки опоры внутри себя и в Боге.

— Для всех стоит вопрос: что делать, если тебя будут заставлять что-то делать. В тюрьме тоже много подобных историй происходит. И советы чаще всего приходится слушать такие: не сдавайся, дерись, если тебя будут бить, все равно в какой-то момент от тебя отстанут и не будут больше заставлять тебя делать то, что не положено. На ваш взгляд, этот солдат, пытавшийся не идти в магазин, был не прав. Где уверенность, что на это нужно было согласиться? Или вы считаете, что на все нужно соглашаться?

— Разумеется, нет. Все зависит от ситуации. Унизительными в наше время считались просьбы о стирке личного обмундирования, чистке обуви. Такие просьбы были «моветоном» (дурным тоном). Здесь можно было бы возмущаться, и это было бы понято. Наоборот, доблестью молодых бойцов считалось найти, добыть что-нибудь для общего стола, накормить себя, старослужащих. Наша часть была в городе, это приветствовалось. Боец прокладывал себе дорогу, карьеру в солдатском социуме.

— Общий принцип понятен: если просят что-то сделать для всех, то это нормально, не унизительно, если для кого-то лично, то это уже оскорбление.

— Да, личное служение не поощрялось. Массаж, например, не приветствовался.

— А как быть с сохранением жизни и здоровья? Ситуация может сложиться так, что если ты не послушаешься, то можешь потеряешь здоровье.

— Я думаю, что мужчина должен быть готов рискнуть своим здоровьем везде, в армии в частности. Здоровье — это не главная ценность для христианина. Вопрос в том, во имя чего я положу свое здоровье? Честь выше, чем здоровье.

— Допустим, кто-то из старослужащих просит меня помыть туалет вместо него. С одной стороны, — это унижение, с другой стороны, если подумать, что ты можешь потерять здоровье, то эта просьба — мелочь. Подумаешь, помыть туалет… Важно, как ты смотришь на ситуацию. С точки зрения христианина, очень важно смирение.

— Смирение — это очень высокое понятие. Я вспоминаю, что наибольшее состояние мира приходило ко мне во время службы в армии после вооруженных конфликтов, наших бытовых неурядиц. Например, не раз я осознавал, что нахожусь в таком состоянии, после драки, в которой я был побит по причине численного либо физического превосходства противника. Вот тогда я ощущал состояние умиротворения, ведь я уже не боялся потерять лицо. Мне было все равно. Конфликт меня не пугал, в этот момент я был готов к конфликту больше всего.

Проходило какое-то время: две, три, четыре недели — опять копилось напряжение, как ни странно. Опять появилась боязнь за свое лицо, за того выдуманного человека, каким я на самом деле не являлся. Настоящий я, оказывается, был готов к поражению, это меня не ломало, а, наоборот, давало силы жить и адекватно оценивать те опасности, которые исходили снаружи, адекватно оценивать те просьбы, которые ко мне обращались. Подобные случаи учат быть более гибким и более прочным.

— Получается, когда мы пытаемся избежать опасности, мы живем в мире образов, мы кого-то из себя строим. Нам важно наше достоинство, но на самом деле не понятно, как его проявить. Чем ты докажешь, что оно у тебя есть, если оно никак не проявляется? А подобные случаи конфликтов в армии доказывают тебе и окружающим, что ты не боишься рисковать, совершать поступки.

— Основываясь на опыте общения, опыте духовно-пастырской деятельности своей, на наблюдениях над самим собой, я могу сказать, что громадная часть человеческих сил тратится на поддержание имиджа, образа. Есть «я» настоящий, и есть другой «я», которого знают все. Если эти «я» отличаются друг от друга, можно затратить громадное количество душевной энергии, но соединить их все равно не получится. Ты есть тот, кто ты есть. Важно самому для себя решить, кто «я», кем я хочу быть на самом деле.

Эти драки были для меня важными столкновениями с жизнью, не очень-то битого подростка. Я до того не жил в общежитии, был домашним ребенком. Считаю, что эти драки были мне нужны.

Вообще прохождение службы оценивается каждым молодым человеком по достоинству. Никто не вспоминает плохое. Со временем все приобретает другую окраску. Как говорил К.С. Льюис: «рай и ад созревая, получают обратную силу». Праведный скажет: «Я всю жизнь был в раю». Грешник скажет: «Я всю жизнь был в аду». Так же человек, достойно прошедший армейскую службу скажет: «У меня благополучно сложилось абсолютно все: люди вокруг меня были замечательные, и уроки мне жизнь преподносила те, которые были нужны». Возможность попасть снова на срочную службу в свою часть психологически воспринимается солдатом-дембелем как для десятиклассника возможность вернуться в первый класс. Это абсолютно не страшно.

— В страхе всегда есть тщеславие. Мы боимся не боли, а того, что потеряем некий имидж, мнение о себе окружающих. Страх страшнее того, чего мы боимся, поэтому многие рекомендуют уступать в конфликтах.

— Да, «ожидание смерти хуже самой смерти». Конфликты не нужно провоцировать, нужно быть к ним готовым. Господь следит за нашим воспитанием надежнее любого педагога, любой няньки. Нужно быть готовым реагировать, а не отворачиваться.

— Есть видео о нашей армии, в котором показывается, как в шеренгу стоят десять-пятнадцать наших ребят, щупленьких, будто они голодали все детство, а перед ними ходит здоровый, тренированный кавказец и их всех по очереди лупит. Бьет он очень сильно, профессионально. Ели человек попадает в такую сложную ситуацию, то он должен сделать шаг из строя, оказать сопротивление? Но это очень сложно, потому что ему нужно преодолеть не только свой страх, но и коллективный. Поступить не так, как все.

— В такой ситуации надо выходить вперед и драться. Может быть, с боевым кличем. Здесь и будет христианский подвиг: помочь сохранить здоровье и достоинство не себе, но тем, кто рядом с тобой, кто боится выступить, но все же должен преодолеть себя.

Были такие случаи в моей практике и в моей службе. Пришлось выйти группой против большей группы ребят, которые пришли и унизили наш дружный коллектив старослужащих. Не очень-то и побили. Потом подняли и умыли. Это давало чувство собственного достоинства. Было не презрение к своим, к тем, кто не вышел вперед, а жалость.

— По поводу того, что не очень-то и побили: даже кавказцы уважают, когда человек смело поступает, защищается.

— Это уважают все.

— Есть много разговоров о том, что у русских нет коллективизма, что у кавказцев, среднеазиатских народов есть общинность, братство, они друг друга защищают. А у нас такая… аморфность. Что вы об этом думаете?

— Не только в армии так. Это вообще больная тема для нас. Я считаю, что многое происходит у нас из-за дурно понимаемого нами христианства. По большому счету, мы все толстовцы. Мораль общества, в котором мы живем, сложилась под влиянием христианской культуры, это невозможно отрицать. Принцип «прощение до слабости» — это элемент нашей культуры, выраженный в словах Львом Толстым.

Так ли много знаете вы случаев анафематства в истории нашей церкви? Граф Толстой этого удостоился. Видимо, не по причине личных конфликтов, а по причине того, что священноначалие очень хорошо понимало опасность той философии, которую он распространял. Плоды этого дурно понятого христианства мы пожинаем сейчас, я беру на себя смелость так заявлять.

О Христианстве без толстовства часто разговариваю с православными молодыми людьми, с преподавателями православной гимназии, с молодыми людьми в лагерях отдыха, в спортивных секциях, с участниками туристических фестивалей. Мы разбираем историю о Христе, который убеждал подставить правую щеку вместо левой, и часто у слушателей возникает недоумение. Почему я не имею права защищаться? Здесь есть о чем говорить.

— Не должно быть этого толстовства, а что должно быть?

— Вдумчивое понимание написанного. Что значит «если тебя ударили по правой щеке, подставь левую»? Об этом отрывке Евангелия уже и до меня говорили. Человек, стоящий напротив тебя, если он правша, может ударить тебя по левой щеке только тыльной стороной ладони. Такой удар ни для кого не является боевым. А удар тыльной стороной ладони для евреев являлся оскорблением чести, и не содержал в себе угрозы жизни.

Как же можно этот принцип реализовать в нашей жизни, и вместе с тем защищаться?

Примеры христианского поведения я обычно предлагал своим слушателям такие: есть замечательный боксер-легковес Костя Дзю. Он хорошо выступал, но прошло время, он пришел в возраст. Свой последний бой он проиграл. Соперник боксировал «грязно», наносил удары головой, локтями. Судьи это видели. Костя устал, ему было больно, но «грязи» в ответ он себе не позволил. Несмотря на усталость, боль, он оставался до конца техничным, не жульничал, и честно проиграл свой поединок, духовно победив.

Другой пример христианской реакции — это реакция Зинедина Зидана. Его поступок мы видели во время чемпионата мира по футболу. Ситуация была предельно накаленная, шел финальный матч за чемпионский титул. Понятно было, что он должен остаться в строю, что сейчас будут пенальти, на него все смотрят, он не должен подвести ни команду, ни болельщиков. Но была задета была не его честь, а честь женщины, его матери. И последовала четкая реакция мужчины: удар головой в грудь. Матерацци падает. Зидан поступил так, как должен был поступить мужчина.

Была другая ситуация, которую описывает философ Владимир Соловьев в последней своей книге. История эта рассказана автору генералом, когда тот доказать своему оппоненту святость воинского искусства. Генерал вспоминает начало своей карьеры, когда он еще не был генералом и командовал небольшим подразделением, помогавшим армянам сдерживать набеги турецких банд, которых поддерживало правительство. Там есть замечательная история. Подразделение, которым командовал будущий генерал, входит в армянское село, в котором побывала банда турок. Там казаки помимо обычной картины разгрома видят то, что поразило видавших виды мужиков бойцов. Они видят женщину, привязанную к дереву или к чему-то другому. Она мертва. На ее теле нет следов насилия, а на ее лице застыла страшная гримаса. А перед ней на углях — обгоревший трупик ребенка, по всей видимости, ее ребенка. Появляется из сухого колодца выживший старик-армянин, который говорит, что банда ушла по направлению к другому селу, там сейчас, видимо, начнется то же самое. Он говорит о том, что численный перевес банды достаточно велик: в четыре, в шесть, в восемь раз больше отряда русских. В ситуации, когда нет современного оружия, численное превосходство играет решающую роль, тем не менее, это подразделение под управлением будущего генерала бросается в погоню, понимая, что им не на что рассчитывать. И в результате они одерживают победу. Они обращают турок в бегство. Убивают их всех. Этим заканчивает старик-генерал свое повествование. Генерал говорит: «Я грешный человек,  плохой человек,  много сделал в жизни зла. Но в тот день на душе у меня была Пасха».

Другой пример христианской реакции — предельный случай жестокости, другая форма христианского подвига. Фильм «Камо грядеши» польского режиссера Ежи Кавалеровича. Сцена, когда в факеле горит лекарь Главк и прощает из этого огня своего обидчика  погубившего и семью Главка и всю римскую общину христиан обрекшего на пытки. Из пламени доносятся его слова: «Прощаю!». Слова его обращены к человеку, с которым он в этот момент случайно встретился взглядом. Имя его остается неизвестным, это бродячий философ, который предавал людей много раз и который сейчас вместе с Цезарем идет по этому саду, где горят христиане. Из этого пламени слышит он: «Прощаю» — и это приводит к перерождению души этого предателя, делает его таким же христианским мучеником-исповедником.

Есть разные примеры для разных ситуаций. Господь не дает нам до конца понять правильно или неправильно мы поступаем, мы узнаем это только потом, Там.

— Есть такой тезис: не нужно сопротивляться злу насилием.

— Это довольно сложно. Большая работа есть об этом у Ильина, где он подробно разбирает философию Толстого. Ужасный язык у Ильина, но мысли очень здравые.

— Значит, сопротивляться злу насилием можно?

— Нужно, это обязанность христианина.

— При этом надо делать это не безумно.

— «Грех ненавидь — грешника люби». Эта дилемма может быть непонятна многим. Для христианина она должна всегда внутренним чувством решаться. Схемы, готового рецепта на все случаи нам никто никогда не даст.

— Когда я в некоторых ситуациях думал, стоит ли ввязываться в драку, я отдавал себе отчет в том, что согрешу, если стану одним из «драчунов», потому что чувствовал ненависть к тем людям, с которыми хотел драться. Мне сложно было решить вопрос о том, что делать, потому что я боялся действовать, исходя из ненависти. Если бы меня убили, я бы мог умереть во грехе ненависти.

— Думаю, что мы должны идти на этот риск. В том числе и для того, чтобы преодолеть свой страх.

Критерием, на мой взгляд, может являться мысль о том, что, если мои действия могут предотвратить распространение зла, я должен это сделать.

В церковной практике солдаты, вернувшиеся с войны, несмотря на всю святость, с которой воспринималось их служение, на какое-то время отлучались от причастия, чтобы прийти в себя, покопаться: всегда ли ты был до конца христианином, не переходил ли ты до конца эту грань.

— Часто бывает, что кто-то стоит в вагоне поезда, трамвая, метро и ругается или кого-то оскорбляет. Ты подходишь, пытаешься его остановить, но слова не помогают, и ты в досаде бьешь этого человека. То есть ты меньшее зло, словесное, заменяешь большим злом — действенным. Правильно ли это?

— Я думаю, что в такой ситуации всегда прав человек, пытающийся остановить зло. Есть замечательный анекдот. На остановке в ожидании автобуса стоит батюшка в подряснике с крестом. Появляется некто с фанатическим блеском в глазах и начинает говорить: «Не в то вы веруете, батюшка, вы в Иисуса Христа веруете, а надо в Марию Магдалину». Начинает по полкам рассказывать ему свои взгляды. Батюшка терпеливо слушает, но в тот момент, когда этот человек доходит до разъяснения того, что Иисус Христос не сын Божий, батюшка ему говорит своим распевным басом: «Послушай, сын мой, я ведь не католик,  не протестант, я православный — могу и в лоб дать».

Грех или не грех такая реакция? Мы, к сожалению, либо стыдливо отмалчиваемся в подобных ситуациях, оправдывая свою трусость якобы смирением, либо срываемся в истерику на визгливый фальцет. Опровержение в подобной ситуации должно происходить именно так, как сделал батюшка: густым распевным басом. Только тогда это не будет грехом. Если мы перейдем на истерику, тогда это будет грех. Но для того, чтобы сказать так, как сказал это батюшка на остановке, надо иметь внутреннее содержание, внутреннюю силу, внутреннюю убежденность в своей правоте. Надо пройти путь становления христианской личности. Без этого нельзя.

Мы с вами говорили о силе, крепости кавказцев. В ретроспективе нашего разговора я просматривал свою прошлую армейскую жизнь. У кавказцев была сила, и физическая в том числе. Но важнее всегда внутренняя сила. Она у них основана на чести и достоинстве. Они сражались за то, чтобы не потерять лицо, они больше всего этого боялись.

— Но ведь они довольно подло себя ведут.

— С нашей точки зрения — подло, но они руководствуются своими представлениями о чести и достоинстве.

— Те поступки, которые вы рекомендуете, требуют физических навыков, духовного совершенства. Как же готовиться к службе в армии?

— Пост, молитва, исповедь, причастие. Одному своему духовному чаду я советовал: «молиться, поститься, качаться, учиться». Такая формула. Он — студент института. Соответственно, надо ему было интеллектуальный труд совмещать с физическим и духовным. Развитие должно быть гармоничным во всем.

 С благодарностью вспоминаю своего военрука. В мою бытность существовал предмет «начальная военная подготовка», он  очень много дал: придя в военную часть, я не был дикарем, понимал, что передо мной сержант,  знал строевые приемы.

Среди моих товарищей совсем недавно прозвучала идея — организовать у нас в Рязани курсы подготовки ребят к службе в армии, сделать их двухмесячными, платными. Ведь призывники должны иметь представление о том, как выглядит казарма, как выглядит автомат, знать азы строевой подготовки, быть знакомыми с системой знаков различий Воинского Устава. Двухмесячные курсы помогли бы людям, знающим, что не миновать им «неуда» за сессию, у них была бы возможность подготовиться к предстоящему жизненному испытанию в армии.

© Vetkaivi.ru

Об авторе: Титков Сергий

Дистанционный (онлайн) курс помогает избавиться от страхов и тревог: «Преодоление страхов и тревог»