Как победить армейскую дедовщину

На наши вопросы на тему преодоления дедовщины, а также поведения молодого человека в армии в случае столкновения с дедовщиной, отвечает протоиерей Димитрий Смирнов — председатель Синодального отдела московской патриархии по взаимодействию с вооружёнными силами и правоохранительными учреждениями.

 

Воспитание слабака. Воспитание мужчины

— Отец Димитрий, как и отчего, на Ваш взгляд, возникает дедовщина?

—  Как точно заметил экс-министр обороны Сергей Иванов, дедовщина начинается в детском саду. То, что мы видим в детском саду, в школе, в армии называется «коллектив». Это для человека ненормальная ситуация. Нормально человеку быть среди людей разновозрастных. Как только людей одного возраста собирают в коллектив, между ними возникают отношения волчьей стаи: сильные, агрессивные; самые подлые занимают первенствующее положение. Тот, кто может зарезать, подавляет того, у кого рука на это не поднимается.

— Это связано с возрастом?

— Еще Густав Флобер написал роман «Воспитание чувств». Поведение детей близко поведению животных. А благородство, самопожертвование, любовь к ближнему, взаимопомощь — это целенаправленно воспитывается годами. В детском саду людей еще не успели этому научить. Тех, кто оказался в армии, никто этому не учит. Дедовщина совершенна неизбежна.

Теперь мы переходим к нашей национальной проблеме. Это однодетность. Если мы армию сделаем не золотую, а бриллиантовую, даже давайте закроем глаза и представим себе идеальнейшую армию (на самом деле, ее нет нигде) — все равно никакая мама никогда своего ребенка добровольно туда не отдаст. Он маленький, он любимый, он несчастный. И только она знает, что ему надо…

Поэтому спасение от дедовщины могло бы быть в многодетной семье. Когда дети буквально с детсадовского возраста конкурируют между собой, дерутся, и у них нет никаких проблем дать сдачи парню, который на полгода старше. Они выросли в такой семье, и всегда отстаивают свои права. Когда у нас страна была многодетная, самая многодетная в Европе, то дедовщины в армии быть не могло. Каждый ребенок с детства мог за себя постоять. Когда ему что-то в армии угрожает, то он, если он парень самостоятельный, тут же позвонит в военную прокуратуру. Он тут же обидчиков посадит. А мало — даст им в физиономию. Да так даст, что он больше не встанет.

Какими мужчинами могут быть мальчики в обществе, в котором у сорока миллионов женщин нет мужей?

— Соответственно, они неправильно воспитывают мальчиков?

— Разумеется. У нас женское воспитание в школе, мужчин в школах нет. Девочки развиваются раньше, они «забивают» мальчиков, которых они выше на голову. Поэтому мальчик испытывает тройную нагрузку: от мамы (еще бывает, и от бабушки), в школе двойную (от женщины-педагога и от девочек-однолеток, которые мощнее, на голову выше, и часто лупят, которые еще и хорошо учатся). Получается, что он не мужчина, а такой «слизнячок», который к службе в армии неспособен.

Женщине выйти замуж — проблема. Она получает какой-то полуфабрикат, который боится пойти в ЗАГС зарегистрировать отношения. Он вообще всего боится. Его так мамочки воспитали. Это замкнутый круг. Его надо разрывать.

— Что тут можно сделать? Чем помочь?

— Спорт! Спорт, связанный с единоборством. Не командные игры, не хоккей или баскетбол. Лучше борьба, бокс, фехтование, пинг-понг, где человек может преодолевать и побеждать соперника один на один, воспитывать в себе волю. Еще лучше какой-нибудь кадетский корпус, где полно мужчин, женщин мало. Там молодой человек видит, как мужчины себя ведут. Там дисциплина, там порядок, там не дают старшим обижать младших. По крайней мере, там об этом говорят.

Есть еще один аспект. Если бы женщины вернулись к исполнению седьмой заповеди («Не прелюбодействуй»), то тогда бы еще ситуация резко улучшилась.

— Какая же связь?

— Прямая. Потому что женщина стала доступнее, чем проститутка. Только свистни, пять штук готовы к любым услугам совершенно бесплатно.

— А что с мужчиной происходит, когда он получает таких доступных женщин?

— Он теряет всякую ответственность. Он становится неспособным любить. Любовь вообще по своей природе трехуровневая: любовь телесная, душевная, духовная. Телесную и часть душевной он может реализовать, а духовную — нет. А что такое духовная любовь? Когда за женщину готов всю кровь отдать до конца. Это уже он не может. Чуть-чуть она осерчала, он тут же её меняет на другую. Он ходит от одной «мамочки» к другой. Главное, чтобы «мамочка» вела себя тихо, давала деньги, ничего не требовала. И он ей ничего взамен. А сами женщины говорят, что это гражданский брак.

— Как правильно должны вести себя родители перед тем, как парень, сын, уйдет служить в армию? Что они должны говорить? Как они должны его готовить? Какая  должна быть на них доля ответственности?

— Они должны ему говорить: «Ничего не бойся, никакой круговой поруки. Если что, звони, мы тебя выручим».

— А если он задает вопрос: «Что меня там ждет?», — что они должны ему рассказать?

— Что его там ждет... Обычный коллектив. Есть у нас прекрасные части, где идеальные отношения. Да, могут быть проблемы. Но за нас военная прокуратура. Как только командир части почувствует силу родителей, он тут же встанет в строй. Ему проблем не нужно.

— То есть солдату не нужна помощь офицерского состава, друзей по казарме…

— Друзья там будут слабенькие, он сам должен быть смелым. Он должен тут же сообщить отцу, матери и т. д. А они уже в прокуратуру.

— Мальчик в принципе должен готовиться к службе в армии с самого детства?

— С десяти лет.

— Как готовиться?

— Я говорил уже о кадетских корпусах. Нужно начать заниматься спортом. Воспитывать в себе благородство, чтобы в армии самому защищать слабых. Надо быть сильным духом, уметь сказать: «Я этих дедовщин не допущу. Если ты этого сейчас тронешь, ты сядешь у меня».

— Надо еще знать свои права, видимо?

— Элементарно. Любое насилие в отношении личности — уголовно наказуемое преступление.

— Очень многое покрывается, Вы ведь знаете.

— А надо выявлять, для этого есть пресса, интернет, что угодно. Надо поднять народ, никому не давать спуску.

— А что, кроме спорта с десяти лет?

— Родители должны с мальчиком постоянно беседовать о том, что он мужчина. Что такое мужчина? Мужчина — это спокойный, величавый, сильный, умный и образованный человек, который скорее умрет, чем даст в обиду женщину, слабого; который всегда идет первый; который всегда с помощью Божьей («Господи, помоги!») должен побеждать.

Они должны говорить: «Ты — воин, не какая-нибудь там размазня, тряпка». Даже если он музыкант, скрипач, например. Все равно должна быть воля, воля к занятиям, нужно преодолевать свое нежелание. Нужно все игрушки отложить на потом. «Ты играл до десяти лет, тебе все разрешали. А теперь какие там компьютерные игры? Ты уже не ребенок, а мужчина! Мы тебя любим, мы тебя целуем, даем кусок пирога, это все есть. Ты уже мужчина, но еще маленький».

— Кто еще может посодействовать тому, чтобы из маленького мальчика вырос сильный мужчина?

— Часто содействует тренер. Надо с ним познакомиться. Нередко это очень спасает.

Раньше даже такой термин был — «безотцовщина». Сейчас-то у половины населения безотцовщина… А раньше понимали, что это уже человек ущербный, он способен на мелкое подлое хулиганство, и у него истеричная реакция. Такие мальчики дразнят друг друга, сплетничают, как женщины.

Женщина хоть красива, у нее есть определенная милость, но она для другого создана. Для мужчин. Поэтому так педерастия процветает, это те же бабы.

— Мужчины говорят: «Это вы, бабы, виноваты, что мы такие».

— Я тоже об этом говорю. Если мы вернемся к седьмой заповеди, то все будет по-другому. Еще в восьмом веке сказано: «Если женщина потеряет стыд — никто не спасет». К этому мы и пришли. Когда Гитлер приказал обследовать наших девиц, ему сказали: «Этот народ непобедим». Все девственны. А сейчас ситуация резко ухудшилась.

— Чаще всего это случается с теми девочками, которые воспитываются в учреждениях, не в семьях. Либо очень неблагополучная семья.

— Да, там, где не хватает любви, ласки, там эта сфера гипертрофированна у них, что тоже очень печально. Учреждения по воспитанию сирот — это отдельная тема.

 

Про страх

— Пока Вас ожидала, нашла у Вас там книгу интересную о страхах. Стала читать. Я поняла, что страх бывает Божий и не Божий. Вот пыталась разобраться сама, тоже большой вопрос: как отличить страх правый от левого? Лукавый от Божьего?

— Это совершенно разный страх. Страх перед злом — это есть маловерие. Страх перед Богом — это благоговение. Совершенно разные области души в этом участвуют. Поэтому страха перед дьяволом и его слугами быть не должно. Бог сильнее всех. А благоговейный страх перед Богом — это боязнь обидеть своего Отца и Создателя, это должно присутствовать всегда.

— А своего Отца и Создателя мы можем обидеть, если преступаем заповеди.

— Правильно.

— Если жить по заповедям, то остальное — небожий страх?

— Да, всем остальным можно пренебречь. Жизнь так коротка. Какая разница: умрешь ты в пятьдесят или в восемьдесят? Ты должен за правду идти совершенно спокойно и со счастливой улыбкой, потому что у тебя есть возможность умереть за Божественную правду.

— Мы с Вами сейчас выяснили, что мужчин и молодых людей смелых, благородных мало. Большинство — это слабые, воспитанные не так и не теми. Вот такой парень собирается в армию. Не смог «откосить». Придется пойти. Боится. Знает, что его ждут ужасы, что его будут оскорблять и унижать. Как ему побороть эти страхи?

— Во-первых, очень важно, если у человека есть вера. Когда Бог с тобой, можно и в тюрьме выжить, и в армии. Всегда можно найти опору, помолясь Богу. И человек сразу почувствует ответ. Бог всегда рядом со страждущим. Но если нет веры, то надеяться надо на воспитание воли и собственных кулаков.

— То есть закалять себя внутренней силой и говорить себе, что я все снесу, все смогу?

— Что такое: «Я, я, я»? Лучше: «Господи, помоги!».

— Я согласна, это всегда лучше. К сожалению, нашу беседу будут читать не только верующие.

— Я сейчас могу уйти к тому, что человек будет про себя говорить: «Я, я, я», — как в американских фильмах. Ну, это барахло. Все надутые. Пальцем ткнешь — против русского солдата они что?

 

О кавказцах

— У нас душа другая. Тут еще одна тема цепляется, по поводу землячеств в армии. Русские друг за друга не стоят сейчас. А кавказцы — еще как.

— Они же из многодетных семей.

— Это отсюда, Вы считаете?

— Конечно. Они раньше развиваются. Девятнадцатилетний дагестанец — это как двадцатишестилетний русский. Взрослый мужик.

— А почему?

— Такая генетика. Это во-первых. Во-вторых, его воспитывает отец, как мужчину. А у нашего отца нет. И потом он живет в горах, он дышит, он ест настоящую баранину, не то, что у нас: не знаю, чем питается. Это совершенно другая ситуация. Они сильные, волевые, они в борьбе успешны, они чемпионы.

— И они еще друг за друга умеют постоять.

— Конечно. У них иначе нельзя. У них другая ментальность. Они тоже всю жизнь воевали друг с другом. Мы все дети Адама. Но почему чеченцев миллион, а русских сто сорок миллионов? Потому что чеченцы все время, всю жизнь друг друга резали. У нас нет. У нас к врагу совершенно другое отношение. Там именно те качества воспитывались, которые дают возможность выживать в таких экстремальных, волчьих условиях. Они специально к этому подготовлены, поэтому у них огромное преимущество в армейском коллективе. Там, если их хотя бы несколько в одном взводе, они русских забивают легко.

При этом, если русский парень скажет: «Нет», они его будут уважать. Тут у меня вчера был парень, русский националист, Дмитрием зовут. Он ездил в Чечню, с Кадыровым договаривался, ничего не боится. Когда кавказцы видят, что человек ничего не боится, они его начинают уважать. Они видят настоящего мужчину.

 

О русских

— Да, русских мужчин кавказцы обычно не уважают.

— Именно таких «додиков» не уважают. А настоящих — очень уважают. К сожалению, у нас все настоящие мужчины по армиям, по милициям, по спецназам разбираются. А на свободе никого не остается. Все вот эти «откашивающие» от армии — понятно, что они, как правило, не мужчины.

— А в чем корень на самом деле? Я целиком и полностью занимаю ту позицию, что парень должен служить в армии. Если бы у меня был сын восемнадцати лет, я бы его обязательно отправила служить. Я считаю, что он просто обязан. А все вокруг кричат: «Ты что, ты что!»

— Просто эти люди поддались пропаганде. У нас есть прослойка людей, для которых все, что представляет собой национальные ценности и русскую славу, подвергается высмеиванию, охаиванию. Они создают такой фон, что об армии — только плохо, о командирах — только плохо, о русских — только плохо.

С патриотическим воспитанием у нас тоже туговато. Как русский марш — вот Дима как раз организатор — так всё, все, они в ужасе. Все плохо. «Фашизм» сразу. Что, в своем родном городе мы не можем пройти русским маршем? Слово «русский» остракизму подвергается. И про Россию все время одно и то же: «Многонациональна, многоконфессиональна». Я премию даже в десять тысяч долларов установил тому, кто найдет на глобусе «мононациональную и моноконфессиональную» страну. Мы не говорим ни про Америку «многоконфессиональна», ни про Израиль, ни про Бангладеш. Только про Россию. Нет стран, где была бы одна национальность, нет стран, где была бы одна религия. Нет. Что об этом говорить?

Разве не русские создали эту страну? Это русская культура? Русская литература, это русская история, это русские генералы? Это Ермак Тимофеевич Сибирь присоединил или кто? Или «многонациональна, многоконфессиональна»? Это русский народ победил фашизм? Да, участвовали все. Более того, среди осетин на душу населения больше всего героев Советского Союза. Ну и что? Но если всех осетин бы собрать, победили бы они Гитлера? Нет. И даже Сталин, будучи грузином, поднял тост за русский народ, а не за грузинский.

Я вчера с грузинами общался полдня, праздник был Георгия Победоносца. Такое получил удовольствие! До чего же народ прекрасный! И красивый такой! Я слушал, раскрыв рот. Мне хотелось каждого поцеловать. Представляете? Я никогда такого количества грузин одновременно не видел. Но когда они вместе — это прекрасно. Они такие отзывчивые, такие внимательные, к гостям относятся очень трепетно…

Но почему вдруг стало нельзя говорить о русских? Почему марш за Россию невозможен? Почему нужно сразу обвинять в каком-нибудь фашизме? Русские становятся меньшинством.

— Какие самые сильные стороны русского человека?

— Только одна: это его православие. «Русский человек без Бога — проходимец». Это Достоевский сказал.

— Значит, если все уверуют в Бога, тогда мы и станем все великими?

— Да, вновь. Мы Россию вернем. Мы же колонизовали шестую часть суши, где пятьдесят процентов вечной мерзлоты. А в Канаде на широте Москвы люди не живут совсем. Нам все дается огромным трудом. Русский народ — труженик. При этом русские — все языки сохранили. Все кавказские языки существуют, все языки Севера существуют. Потому что русский человек не угнетает. Он принимает к себе, как в семью, и дает ему все. Никогда не было такого национализма какого-то, фашизма. Это нам несвойственно. Почему? Потому что Христос сказал: «Во Христе нет ни эллина, ни иудея». Поэтому то, что в нас осталось от православия, то и представляет ценность. Это исчезнет — ну, мы будем просто последний сброд.

— Почему, батюшка, скажите?

— Мы за семьдесят лет сначала истребили дворянство с духовенством как носителей религии, потом истребили крестьянство зажиточное, которое явилось основой нации, потом споили народ. Такое отношение власти к нашему народу. И еще мы живы. И еще кто-то у нас на гитаре играет, кто-то там стихи пишет прекрасные. Это вообще удивительно. У других народов за пятьсот лет ни одного поэта, а у нас?

— Большинство молодых людей в сельской местности и в городе и курят, и пьют, и наркотики, и все такое. Как отвернуться от этого и поверить в Бога? Вот живет парень в таких условиях, он не видел другой жизни.

— Очень просто. Надо телевизор выключить с его отравой.

— Так у него вокруг такие же! Все «бухают» вокруг: родители, деды, бабки, все на свете. Он ничего другого не видел.

— Все надо переключить с пропаганды разврата на пропаганду духовных основ развития. По телевизору. Убрать всех руководителей телевидения и начать новое. Надо набрать хороших, добрых, верующих людей.

— Это долгий путь. А мы живем сейчас.

— Ничего быстро не делается. Нам нужно ждать. Как развращались девяносто лет, так хотя бы лет за сорок можно восстановить.

— За что зацепиться человеку, который чувствует, что он живет не совсем правильно?

— За воспитание себя и своих детей.

— У него еще нет детей. Он сам ребенок, ему восемнадцать лет. Как ему перейти на другую сторону?

— По крайней мере, он должен знать, куда идти. Он должен чувствовать, что что-то не так он делает, что-то неправильно, что жить надо по-другому.

Мы всех зовем. Христос сказал: «Придите ко мне все труждающиеся и обремененные, я упокою вас». Придет к Христу, придет к своей Церкви, не чужой. Ему дико повезло. Он родился не в Солт-Лейк-Сити, где мормоны одни, а родился в православной стране. Он может пить из первоисточника.

— Кстати, о вере. Когда оказываются ребята в армии, они часто скрывают крест.

— Потому что они трусы.

— А ведь с верой наоборот можно все победить, то есть снискать себе уважение.

— Да, Женя Родионов снискал себе.

— Я его хорошо знаю. Знаю даже его маму и всю эту историю.

— Я тоже. Мама его у нас здесь сидела на диванчике. Я ее очень люблю.

— Она до сих пор ездит к ребятам в часть? Такая вообще героическая женщина. Потрясающе.

— Да, пятьдесят поездок в Чечню. Слабенькая женщина, а не боится. А тут что бояться?

— Икона мироточит Женина, это же надо.

— Такой человек. Пройдет время, его обязательно канонизуют. Для меня Женя — абсолютно святой человек.

 

Как противостоять унижениям

— Батюшка, скажите, как реагировать на унижение внутри мужского коллектива? Зуб за зуб или подставлять другую щеку?

— Нет, только подставлять другую щеку. Если тебя ударят по правой (то есть оскорбляют), ты подставь другую и окажешься выше его. Зуб за зуб — это любой дурак может

— То есть молчать, терпеть унижение?

— Не обязательно молчать. Наоборот, выйти ему навстречу, этому унижению. Ты меня оскорбляешь, тебе это доставляет удовольствие — пожалуйста! Продолжай в том же духе.

— И так проходит год.

— Да хоть сто!

— Не отвечать?

— А что же, становиться с ним на одну доску?

— А как же выжить в таких условиях?

— А оскорбляют, что от этого? Вот если тебя бьют палкой с гвоздем, пожалуйста, отними палку, сломай ему руку.

— Значит, все-таки стоять за себя?

— Когда он с палкой с гвоздем, тогда да. Тогда, конечно, можно защищать себя. А если он тебя ругает как-то, на это вообще можно не реагировать.

— В армии творят такие вещи страшные, я вчера ролик смотрела. Просто выстраивают их в шеренгу и начинают с подскока накаченные парни бить в живот.

— А почему в военную прокуратуру он не позвонит?

— Я не знаю, почему они как овцы на заклании там стоят. Я сижу и нервничаю: почему же они не ответят? Они, видимо, так скованны своим страхом, что будет еще хуже.

— Надо идти в секцию заниматься самбо. Сам его поймал, ножку ему сломал где-нибудь в районе коленного сустава.

— Они его забьют. Их трое кабанов. Шеренга из этих мальчишек в майках, худеньких, видимо, только-только призыв. А эти три кабана с сигаретами. Все такие из себя… Их бьют по животу, по голове, и они все улетают к своим койкам. И если один из них схватит того за руку, который его бьет, ответит ему, эти мальчишки за него не заступятся. А эти двое его забьют до смерти. Они боятся, что их тоже могут побить так, что не встанешь.

— Если ты из троих вырубил одного, то с двоими уже нет проблем.

— А если ты не уверен, что сможешь вырубить?

— Тогда надо взывать к офицерам, бить окна, кричать, ломать табуретки, запастись горючим веществом, зажечь матрас, то есть активно сопротивляться.

— А если офицеры на стороне дедов? Говорят, что есть такое понятие, не «дедовщина», а «уставщина». Что делать?

— Звонить маме, так и так. Такой-то, фамилия такая-то, они издеваются, то-то, примите меры, в военную прокуратуру. Она приедет. А сейчас еще будут военную полицию вводить. Вообще будут за этим следить.

— Что такое военная полиция?

— Внутри армии будет полиция. Они будут на территории части, специально смотреть, чтобы не было этого безобразия.

— И они на самом деле будут с чистым сердцем за этим смотреть?

— Чистое сердце — это очень сложно. Во всяком случае, перед ними будет стоять такая задача. Я не очень в это верю, нужнее нравственное перерождение. Если в каждой части будет священник, тогда улучшится ситуация.

 

Священники в армии

— А вот в тех частях, где есть священники. Насколько я знаю, сейчас около двух тысяч священников служат…

— Тысяча.

— Что-то в этих частях меняется?

— Конечно.

— Ребята, наверное, перестают бояться собственной веры?

— Да.

— Это, наверное, один из самых главных шагов, когда ты перестаешь бояться, что на тебе крест.

— Я знаю одного священника, который после инцидента с дедами собрал всю молодежь, они взяли ремни, обмотали кулаки и пошли бить дедов.

— Класс! Вместе со священником?

— Да. Во главе. Но им не дали этого сделать, священника чуть оттуда не удалили, он остался.

— Он, наверное, не должен был так себя вести, в принципе?

— Почему? Мне трудно сказать, но мне это нравится.

— А как еще борются священники с дедовщиной?

— Там по обстановке. Я знаю, такой эпизод: эти деды

— Батюшка, ну, если бить, то это же совсем обратное тому, что подставлять щеку?

— Человек перед Богом имеет право не защищаться. Но это высший подвиг, как святые князья Борис и Глеб, преподобный Серафим Саровский. Это уже удел святых. Но, если ты защищаешься и не превышаешь предел необходимой обороны (например, битым стеклом не режешь ему горло), тогда ты делаешь то, что положено. На этом все войны основаны.

— А какие задачи стоят перед священнослужителями в армии?

— Наша главная задача — воцерковить наш народ. А параллельно этому есть побочный продукт: преодоление дедовщины, преодоление суицида, подъем духа, снижение психологических нагрузок и много-много хороших вещей.

— Как противостоять психологическим нагрузкам, когда тебя унижают, оскорбляют?

— Священник ему как раз и подскажет, и поможет, и защитит.

— Как физически бороться мы разобрались с вами, а как эмоционально бороться с этим?

— Я знаю только, как с помощью веры. Как без этого, я просто не представляю, потому что я не знаю, как чувствует себя неверующий человек. Я таким никогда не был. Я с детского сада молился Богу и не знаю, что чувствует академик Гинзбург, когда говорит, что никакого Бога нет. У меня нет такого опыта.

— Как показывает практика, все академики на смертном одре начинают верить.

— Ну да, у него были какие-то там синагогические идеи.

— Потому что куда-то, к кому-то же надо обратиться.

— За гробом вообще атеистов нет. Как только душа от тела отошла, атеизм остается на земле, в морге.

 

Подходы

— Батюшка, скажите, пожалуйста, все-таки Вы верите в то, что дедовщину можно победить?

— А почему нет?

— Может быть, ее можно победить, чтобы внутри ее каждый в себе победил?

— Да по-всякому, разные есть подходы. У меня один знакомый есть парень, его после МГУ взяли в армию офицером. Он всех этих дедов заводил по пять человек и лупил. Он мастер спорта по каратэ и по боксу. Он говорил: «Еще один раз только услышу…», — и все.

— Все-таки все боятся физической силы.

— Но они же дети, они как в песочнице, знаете? Их нужно воспитывать, им нужно рассказывать, они должны почувствовать. Это долгий процесс работы с душой. Как минимум, приходится заниматься дрессировкой. Это как тигра в клетке без кнута расположить к себе — это годы. А с кнутом — он за один сезон прыгает уже, куда тебе надо. Хоть в огненное кольцо прыгнет.

© Vetkaivi.ru

13692